Николай Брыкин
Один из первых редакторов газеты
ИЗЛОМЫ ОДНОЙ СУДЬБЫ
Высокий, с крестьянским лицом, сутулит худые плечи, в разговоре часто щурит глаза,- таким я его помню. Родившийся в приволжской деревеньке, он всю жизнь отдает ей дань тем, что в разговоре неизменно окает, крупные длиннопалые руки выдают в нем крестьянского сына.
В юности попалась мне книжка «Мучные короли». На светло-синей обложке - незнакомое имя: «Н. Брыкин». Это были очерки, небольшие рассказы о сельской глубинке, которую уже разворошила коллективизация, о тех, кого считали кулаками и подкулачниками, «мучными королями», державшими в покорности бедняка, а то и середняка, о сложном деревенском быте. Читал и думал: все это правда, я сам ее видел, только вот надо бы написать о ней похлеще, покруче...
Мне шел девятнадцатый год, я ходил в активистах «Общества смычки города с деревней», и поэтому летом 1930 года, того самого, когда изданы были «Мучные короли», сам того не предполагая, попал в гущу событий, которые запомнились на всю жизнь.
Из Ленинграда в Новгородский округ (так тогда называлась нынешняя Новгородчина, входившая в состав Ленинградской области вместе с Псковским и Мурманским округами) направлялся «Агитвагон». Начальником его назначили преподавателя Военно-воздушной академии Мицкевича, назвав его «комиссаром», а меня - помощником. Я отвечал за техническую сторону - электроосвещение, работу киноустановки, состояние выставки «Стройки первой пятилетки». Но значился также и агитатором. Были с нами еще врач и проводница Дарья Болбот.
Вагон везли от станции к станции, ставили в тупик, отцепляли, и вся наша троица, кроме пожилой Дарьи Васильевны Болбот, уходила в ближние деревни - агитировать, организовывать, лечить. Ту классовую борьбу я узнал не понаслышке: еще в 1928 году полоснули меня ножом в Череповецком районе, куда я приезжал «казать кино». На этот раз на моих глазах кулацкие сынки убили председателя только что созданного колхоза.
Книга Николая Брыкина «Мучные короли» была как бы частью и моей собственной жизни. Потому и запомнилась.
И вот теперь, когда жизнь уже почти прожита, читаю об этом писателе официальную бумагу и вспоминаю свои немногие встречи с ним. В бумаге коротко и сухо: «Брыкин Николай Александрович, 1895 года рождения, уроженец д. Даротники Нагорьевского района Ярославской области, русский, гражданин СССР, член ВКП(б) с 1917 года, исключен в связи с арестом, писатель, член ССП, проживал: Ленинград, кан. Грибоедова, дом 9, кв. 15. Жена... сын Геннадий... сын Юрий...
Арестован... Управлением МГБ по Ленинградской области. Обвинялся...»
Страшные и безжалостные «девятьсот тридцать седьмые» были уже позади. И война, окончившаяся победой, тоже минула, но, как видно, «Ведомство» не дремало,- нашлись на товарища Брыкина «доказательства», обвинили его по знаменитой 58-й с пунктом «10» - «антисоветская агитация и пропаганда», определили постановлением Особого Совещания при МГБ СССР от 4 февраля 1950 года содержание в ИТЛ сроком на 10 лет, и поехал он в далекую Караганду.
Он прожил немало - 84 года, но потому, может быть, и достиг таких преклонных лет, что менее чем через четыре года после суда окончилась жизнь Сталина, и уже другим постановлением - от 30 августа 1954 года - Центральная Комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления... дала Николаю Брыкину свободу...
А в том самом 37-м, когда только еще начался отсчет тюремного времени для меня, Брыкин был назначен директором Ленинградского отделения издательства «Советский писатель». Каждый, кто, выражаясь высоким штилем, был сочинителем, знал, насколько его творческая, а значит и жизненная судьба, зависит от решений, принимаемых издателем: то ли он даст «добро» - и книга выйдет в свет, то ли нет, и труд, отнявший годы стараний, останется мертвым грузом в ящике письменного стола.
Каким был Н. Брыкин для ленинградских писателей, сказать непросто: не у кого уже спросить, но по разным воспоминаниям он отличался, говорят, справедливостью и отвращался от всякой групповщины.
В годы Отечественной войны он не отсиживался в директорском кресле - ушел добровольцем в армию, участвовал в боях, был политработником гвардейского корпуса, награжден несколькими орденами и медалями. Как только демобилизовался - вернулся на прежнее место директора ЛО «Советский писатель» и проработал им 1946 и 1947 годы.
1948 год оказался неудачным - с этой работы его сняли.
Сейчас уже не дознаться, вследствие чего это произошло. Война хотя и окончилась, но недолго длилась в стране пауза, в течение которой не мчалась бы по ночным улицам города «Черная Маруся», забирая из спящих квартир «кого надо». Николай Брыкин попал в такую полосу, когда его не только лишили работы, но и возможности печататься. И вот тогда-то мы встретились в Доме писателя имени В. В. Маяковского.
В тот год я, получивший после первого, почти 9-летнего заключения право проживать только на 101-м километре, устроился рядовым литсотрудником в волховскую районную газету «Сталинская правда». В Ленинграде бывал редко, только на занятиях литературной группы при Союзе писателей и однажды разговорился с пришедшим туда случайно Брыкиным.
Он производил жалкое впечатление: сникший, опустившийся, на осунувшемся лице выпирали скулы. Сказал скупо:
- Плохо вижу. Совсем плохо.
Узнав о том, что я работаю в редакции районной газеты, оживился, спросил уныло, но с ноткой надежды:
- А нельзя ли у вас там что-нибудь тиснуть?
Я ответил, что, наверное, можно, все-таки ленинградский писатель с именем, у которого в активе столько книг, повести, романы, киносценарии. Мне, как представителю редакции, это даже польстило. Он обрадовался и полез в портфель:
- Вот тут у меня есть... Сейчас, сейчас... Вот, главу можно из повести. Небольшую вводку, а остальное все понятно. Возьмете?
Эту его рукопись я привез в Волхов, и мы ее напечатали, отведя целую полосу. Послали автору два экземпляра. Через две недели полагалось выслать почтой гонорар, но Брыкин, спустя дня три-четыре приехал в Волхов сам и по тому, как умоляюще просил выдать ему деньги до срока, было понятно, как трудно ему живется. Сумма была весьма скромная, но, видимо, и она была необходима. Это понял и редактор, тезка героя повести «Как закалялась сталь» - тоже Павел и тоже Корчагин. Николаю Александровичу в виде исключения выписали деньги по повышенной ставке.
Моя работа в редакции закончилась 16 декабря 1948 года,- второй арест и опять тюрьма, и этапы, и дальний путь в Сибирь, в ссылку. А Брыкин еще полгода ходил на воле: его арестовали позже - 23 июня 1949 года.
Когда теперь я вчитываюсь в его биографию, хочется сказать, что это хорошая биография; ее герой вышел из самых низов народа, окончил церковно-приходскую школу, в 1908-1915 годах служил на побегушках в трактирах и ресторанах Москвы. Весной 1916 года был призван в армию. Февральскую революцию встретил на Рижском фронте. В мае 1917 года, когда для каждого русского солдата решался вопрос, с кем быть, куда идти, вступил в партию большевиков. Не обошла его стороной и гражданская война. Брыкин - командир полка Красной гвардии, комиссар сводных красноармейских частей. Расставшись с армией, он осел в Великих Луках и ушел в журналистику. Он не только писал, но и редактировал газету «Наш путь» (1922 год). Три года (1923-1925) проучился в Ленинградском коммунистическом вузе. Из Ленинграда уже не уехал, был принят в газету «Ленинградская правда», на страницах которой все чаще появлялись его очерки и фельетоны. От публицистики перешел к художественной литературе. Одна за другой появляются его книги: «В новой деревне. Очерки деревенского быта», «Люди низин», повести «Большие дни» и «Земля зовет». В 1929 году читатель получает его роман «Земля в плену».
Молодой журналист становится профессиональным литератором, принимает деятельное участие в работе писательской организации, является автором киносценариев (фильмы «Секрет фирмы» и «Разгром Юденича»). Литературное наследство Николая Брыкина достаточно обширно. Вплоть до 1940 года он почти каждый год выпускал по книге (Оборона Петрограда: Киноповесть. Л., 1939; Комиссар: Повесть. Л., 1939; Малиновые юнкера: Повесть. Л., 1940). Но затем наступает долгий перерыв. Сначала причиной явилась война, затем - репрессии. Новая книга - роман «Искупление» - вышла через семнадцать лет (в 1957 году). За этим романом последовали еще книги - переиздания прежних, и наконец, роман «На Восточном фронте перемены». Л., 1975 и 1977.
Фортуна вновь повернулась к Николаю Брыкину лицом, к нему возвратилась удача и, вероятно, он уже не вспоминал о пережитом в лагере. Но история есть история. Многое хранят в себе архивные документы. И хотя древние римляне говорили: «О мертвых либо хорошо, либо ничего», - невозможно не сказать о том, что стало известно ныне.
В 1938 году была арестована писательница Надежда Савельевна Войтинская. Больше года продержали ее в тюрьме под следствием, затем - случай редкий - освободили за «недостаточностью улик для предания обвиняемой суду» (из архивов КГБ). В следственном деле Войтинской хранится клеветническое письмо о ней председателя Ленинградского горкома писателей И. Никитина. И еще одно письмо, его же, в котором он оправдывает свой поступок тем, что был ложно информирован писателями Николаем Брыкиным и Иваном Неручевым.
В русском народе в подобных случаях говорят: «Бог ему судья...» Кто знает, что двигало этими людьми: корысть, эгоизм, страх или глубокое убеждение, что они действуют по-сталински, по-партийному?..
Теперь все это уже прошлое.
Захар Дичаров
Создано: 29.01.2019 10:00