Дорога в ад (Продолжение)
Потом нас перевели жить в старую заброшенную школу, где мы оставались до полного освобождения. Но фашистам и их приспешникам приходил конец. Приближалась Красная Армия, мы все чаще слышали артиллерийскую канонаду, а по трассе спешно отступала, считавшая себя непобедимой, гитлеровская армия. Вся трасса была забита немецкой техникой - танками, машинами, орудиями и пехотой.
Почти трое суток отступали фашисты, а потом наступила тишина, и, казалось, что на этой земле нет никакой войны. На второй день затишья в 8 часов утра там, где были наши, мы увидели две ракеты, и вскоре возле деревни на двух красного цвета лошадях появились два всадника в красноармейской форме. Это была наша разведка. Они спросили, нет ли здесь немцев, и когда им ответили, что немцы ушли, развернув лошадей рысью поскакали в расположение наших войск. И вот на трассе появились наши войска, среди которых было очень много девушек в военной форме. В нашей деревне солдаты остановились на отдых, здесь же стояла их полевая кухня, и повар угощал радостную детвору перловой кашей.
Все мы были на «седьмом небе» от счастья, когда увидели усталых, запыленных наших солдат в пропахших от пота гимнастерках, и сразу все поняли, что мы скоро будем на родине.
В нескольких километрах от нас фашисты успели хорошо закрепиться, и когда наши настигли их, начался жесточайший бой, который продолжался более трех суток.
Взрывы снарядов и мин, пулеметная и автоматная трескотня, крики и ругань - все это мы отчетливо слышали, боясь, что немцы снова займут деревню, но наши, неся большие потери, погнали фашистов дальше, устилая поля и дороги их трупами.
Бои прекратились, и через две недели мы добрались до станции Утена, где просидели на вокзале более трех суток, так как поезда ходили очень редко. Многие солдаты, которые находились на вокзале, участвовали в боях за Великие Луки и рассказали нам о том, что город был весь разрушен и от него остались одни развалины.
Наконец нас погрузили в воинский эшелон и повезли на родину. Страшная картина предстала пе-ред нашими глазами. Кругом все разбито, взорванные паровозы и вагоны, скрюченные взрывами рельсы, порванные провода, разрушенные города и деревни, и почти на каждой станции груды щебня и битого кирпича там, где когда-то были железнодорожные вокзалы.
Проехали Псков, который лежал в руинах, и, наконец, Великие Луки.
Всего не опишешь, что мы увидели. Города не было, он был полностью разрушен, и только наспех сколоченные землянки, из труб которых вился дымок, говорили о том, что здесь живут люди. И по всем дорогам, где нас везли, солдатские могилы со звездочками на памятниках. И немецкие кладбища с березовыми крестами и одетыми на них касками.
От Великих Лук до Самолуково примерно 50 км. Опять помогли наши солдаты, привезли нас попутно в Самолуково, и вот мы на своей земле. Пришли в свою деревню Шерехово. Ее не было. Кругом заросшие бурьяном и крапивой поля и огороды, иссеченные осколками мин и снарядов и пробитые пулями яблони и деревья. И мертвая тишина. Не слышно лая собак, мычания коров, крика озорных деревенских мальчишек. Фашистские убийцы сделали свое подлое дело.
На нашей усадьбе в воронке от бомбы лежали полуистлевшие трупы их солдат, а недалеко от дома - скромная могила нашего воина.
И вся израненная осколками и пулями, назло всем смертям, сохранилась старая яблоня, рядом с которой валялась разорванная нашим танковым снарядом немецкая кухня, а рядом с оторванным взрывом колесом - истлевший труп фашиста, по-видимому, это был повар.
Большие круги колючей проволоки вокруг всей деревни, траншеи, блиндажи, окопы... Из этой проволоки вся деревня делала заборы, а для нас, ребятишек, она была злейшим врагом, когда прокалывала своими ржавыми колючками пятки и подошвы наших босых ног. Мы кричали и плакали от боли, которая продолжалась не одну неделю, и на одной ноге ковыляли по деревне.
Первое время жили в наскоро сделанных землянках, чудом уцелевших банях. И страшный голод, который мучил людей почти до 1949 года.
Из 25 мужиков, взятых на войну, в деревню вернулись семь, в том числе братья Емельяновы - Николай и Степан. Николай вернулся с войны на костылях - фашист очередью из автомата во время боя прострелил ему обе ноги ниже колен. Он был нашим первым после войны председателем колхоза, любил землю, любил порядок и справедливость, и очень часто его, больного, опирающегося на костыли, можно было увидеть на полях, где шла посевная или уборка урожая.
Под Сталинградом на станции Ягодная в госпитале от ран скончался наш сосед – механик-водитель танка Т-34 Василий Иванов. Их дом стоял рядом с нашим у самой речки Пузня.
Четверых сыновей отправил на фронт Иван Богданов - Андрея, Василия, Ивана и Михаила. Вернулся с войны один Михаил.
Три войны прошел Григорий Макаров - финскую, Великую Отечественную и войну с Японией. Домой он вернулся контуженным с многими ранениями.
Не вернулся с войны и мой отец, который погиб в плену у немцев в поселке Локня.
С каждым годом жизнь становилась лучше, возрождались скотные дворы, нечеловеческими усилиями на быках, коровах или женщинах, впрягшихся в плуг, разрабатывались поля.
Наши милые, родные женщины, сколько трудностей в те годы выпало на вашу долю. Это вы, обливаясь слезами, провожали на фронт своих сыновей и дочерей, а потом, стоя на коленях перед иконами, молили Бога, чтобы они вернулись живыми.
Это вы, когда почтальон трясущейся рукой протягивал вам похоронку, читали на ней короткие строки «Погиб смертью храбрых в боях за Родину» и потом плакали в подушку, обливая ее слезами, и старались плакать так, чтобы ваши слезы не видели дети, и эта рана не зажила в вашем сердце до конца жизни.
Вы шли в атаку рядом с мужчинами, рискуя своей жизнью, на поле боя перевязывали раны нашим раненым солдатам, это вы отдавали последний кусок хлеба и последние капли молока из груди своим детям, когда фашисты везли вас в концлагеря. Это вы вместе с подростками делали для фронта оружие и боеприпасы, снабжали наших бойцов одеждой и всем необходимым. На ваши плечи выпало тяжкое бремя восстановления народного хозяйства в трудные послевоенные годы. Но война еще долго давала о себе знать.
Бывшие окопы, блиндажи, траншеи, поля и леса, где шли бои, были напичканы разным оружием и боеприпасами. Немало ребятишек после войны остались инвалидами или погибли от разорвавшихся боеприпасов. Немало подрывалось на минах тракторов, коров, лошадей, других животных.
Я помню конец мая одного из послевоенных лет. Мы с матерью идем берегом речки Пузня в соседнюю деревню Невелёха по утопающим в зелени и цветах лугам. И везде пение птиц, в кустах треск соловья, а высоко в небе выводят свои мелодии жаворонки. И вдруг примерно в полукилометре от нас раздался страшный взрыв и земля задрожала под ногами, а в небо взметнулся столб черного дыма, который, поднимаясь, постепенно рассеивался. Когда мы подошли к тому месту, то увидели страшную картину: на проселочной дороге стоял подорвавшийся на противотанковой мине гусеничный трактор «Нати». Примерно в десяти метрах валялся отброшенный взрывом радиатор, левая гусеница, сорванная взрывом, широкой лентой расползлась по земле.
В кабине трактора лежала убитая взрывной волной совсем юная девушка-трактористка. Казалось, что она спит, только ее бездыханное тело в промасленной одежде свидетельствовало о том, что она мертва. А рядом с плугом на зеленой траве стонал от боли контуженный прицепщик, и возле трактора уже начал собираться народ. Погибшая девушка была Нюра Смирнова из деревни Терехово, а прицепщик - Петр Баранов из деревни Щенайлово. Нюру похоронили на деревенском кладбище в деревне Прискуха, на том месте, где росли молодые, белоснежные березки, а прицепщик, чудом оставшийся в живых, после долгого лечения служил в армии, а потом работал в колхозе.
Приехавшие на место взрыва саперы метрах в пяти от подорвавшегося трактора нашли вторую противотанковую мину. Бог спас тех людей от смерти, которые находились рядом с подорванным трактором. И еще долго на этой проселочной деревенской дороге в бывшей луже, заросшей осокой, зияли эти воронки, наполненные ржавой водой, напоминая людям о той трагедии, которая здесь произошла.
Нюру любили в деревне, в МТС и во всем колхозе, где она работала, ее многие помнят до сих пор.
Расстроенные увиденным, мы пришли в деревню Невелёха, она стояла на самом берегу речки Пузня, в конце бывшего немецкого аэродрома. Отсюда немецкие самолеты летали бомбить наши войска и мирное население. Здесь шли очень сильные бои, и поля и сам аэродром были усеяны трупами наших и немецких солдат.
В этой деревне жила подруга моей матери, и здесь такой же пейзаж, как в нашем Шерехове: заросшие огороды, поломанные и иссеченные осколками мин и снарядов яблони и вишни и сколоченные из чего попало, крытые ржаной соломой небольшие избенки, которые трудно было назвать человеческим жильем. И как везде, нищета и голод. Мы зашли в закоптелую маленькую избенку. Посреди сложенная из кирпича буржуйка, трубой которой служил кусок ствола от разорванной взрывом артиллерийской пушки, а котлом для приготовления пищи - часть разрезанной немецкой бочки из-под бензина. Вокруг буржуйки сидели трое чумазых, голопузых ребятишек, старшему из которых не было и шести лет. Короткие рубашонки, сшитые из чего попало, даже не закрывали их маленькие кругленькие попки, а ножки, потрескавшиеся от воды и солнца, по-видимому, не знали, что такое обувь. Они голодными глазенками уставились на нас с матерью и все время смотрели на пустой котелок.
Совсем молодая женщина, вдова погибшего солдата о чем-то долго говорила с моей матерью, и потом они долго плакали. Рано поседевшие длинные волосы часто ускользали из-под старого полинявшего платка, и она постоянно поправляла их своей загорелой, натруженной тяжелой работой рукой. Ее лицо несмотря на выпавшие испытания оставалось таким же красивым, как и в молодости.
Она принесла охапку перемешанной с лебедой крапивы и бросила в кипящую в котле воду, и когда варево было готово, наполнила им несколько солдатских котелков, найденных на поле боя, и подала их детям. Если бы наши современные дети увидели эту картину, этих детишек, с жадностью поедавших это варево, их жадно бегающие голодные глазенки... Они кушали без хлеба и без соли. Да и знали ли они тогда, что такое хлеб. Вряд ли.
Это были «сникерсы» и «шоколадные конфеты» послевоенного времени, все в одном первом блюде.
Мы с матерью вышли из домика и берегом речки пошли домой. И только речка Пузня как всегда несла свои воды, сверкая на солнце чистотой воды, и была похожа на чистые, светлые души наших солдат, отдавших свои жизни за Родину и погибших на этой локнянской земле.
9 мая 2009 года. Улицы Великих Лук запружены народом. После демонстрации и митингов на Братском кладбище и у Вечного огня я на своем стареньком «Москвиче» еду в Локню. По дороге в населенных пунктах - аккуратно убранные братские могилы и везде венки и цветы. Это глубокая дань уважения наших людей к воинам, погибшим за Родину. Проехал Башово, где после войны я ходил в школу. Слева от дороги одиноко стоит деревянное красное здание, построенное еще до войны. Во время войны здесь был немецкий госпиталь, а после войны - школа, в которой я учился. Сейчас здесь мастерские Башовской средней школы.
Вот и Локня. Широкая лента Ленинградского шоссе разрезает ее пополам, на вокзале слышен шум проходящего поезда, везде красивые благоустроенные дома.
Я нашел пожилую женщину, которая в годы войны жила в этом поселке. Она показала мне место, где находился лагерь для советских военнопленных.
Окраина Локни. Здесь сейчас какая-то организация, аккуратно сложенные штабеля березового леса, рядом бензоколонка. А вот и небольшая братская могила с металлической оградкой и скромным памятником. И ни одной надписи, ни одной фамилии погибших. Рядом с братской могилой в годы войны находился длинный барак, продуваемый всеми ветрами, без окон и дверей. Военнопленные (в том числе и мой отец) голодные, обмороженные спали прямо на сырой мерзлой земле, а умерших хоронили там, где сейчас братская могила. Лагерь охранялся немецкими автоматчиками, и к его территории никого не подпускали. Однажды мать, приехав в Локню из Самолукова на лошади, пыталась передать пленным узелок с продуктами. Фашистский часовой подбежал к ней и начал избивать прикладом автомата. Избитая и обиженная, она едва доехала до дома и долгое время не могла встать на ноги. Тело все было покрыто синяками. Поправившись, снова приехала в лагерь, и немецкий комендант, сжалившись над ней, разрешил взять отца из лагеря домой.
В. КУЗМЕНКОВ,
бывший малолетний узник немецких лагерей
(Окончание следует)
Создано: 14.04.2020 16:30